О ДВОЙСТВЕННОМ ЧИСЛЕ
Все знают о том, что есть в языке единственное число, а есть множественное. Но всегда ли было такое разделение, и возможны ли другие варианты, например, в других языках? Нет, так было не всегда, и да, возможны.
Дво́йственное число́ (лат. dualis) — форма склонения и спряжения, употребляется для обозначения двух предметов, или парных по природе (части тела и т. д.) или по обычаю.
В настоящее время категория двойственного числа существует в семитских языках (например, в арабском), в трёх славянских (словенском и паре лужицких языков), в некоторых диалектах украинского языка и ряде других языков. На территории России к языкам, использующим двойственное число, относятся хантыйский, мансийский, ненецкий, а также саамские языки.
Категория двойственного числа существовала в древних языках индоевропейской семьи и многих других языках. В подавляющем большинстве современных индоевропейских языков двойственное число исчезло, оставив только более или менее многочисленные следы своего существования.
Двойственное число в индоевропейском праязыке
Исторические формы индоевропейского двойственного числа представляют только три формы: одна для именительного, винительного и звательного падежей, одна для родительного и местного (предложного) и одна для дательного, отложительного и творительного.
Однако в авестийском языке существует различие форм родительного и местного двойственного числа. Это, а также присутствие в отдельных индоевропейских языках двух типов окончания для дательного и творительного двойственного числа заставляют предположить, что в индоевропейском праязыке формы родительного и местного, а также дательного и творительного различались между собой и только в отдельных языках совпали. Причём разница между родительным и местным сохранилась в языке зенде, а различные формы дательного и творительного распределились по разным отдельным языкам (см. «Дательный падеж»). Предположения эти имеют только известную степень вероятности и доказаны быть не могут.
Индоевропейское числительное *H₁oḱtōu «восемь» является формой двойственного числа от не дошедшей до нас основы *H₁oḱtō, ср. в картвельских языках: груз. ოთხი , лазск. otxo «четыре».
Двойственное число в древнерусском языке
Двойственное число существовало и в древнерусском языке (как и в прочих славянских), но рано (XIII век) начало заменяться множественным. В XIV веке правильное употребление форм двойственного числа встречается ещё часто, но рядом уже имеются разные вторичные формы, указывающие на забвение первичного значения исконных форм двойственного числа.
Числительное «два», ж. р. «две» (др.-русск. дъва, дъвѣ) сохранило типичные окончания древнерусского двойственного числа: — а, и -ѣ. Эти окончания, а также -и употреблялись почти во всех случаях, кроме очень небольшой группы слов древнего склонения на краткий -u (см. ниже). В протославянском диалекте индоевропейского праязыка, двойственное число образовывалось в одних случаях — удлинением гласного основы, в других — присоединением окончания i; по фонетическим законам протославянского языка, долгое *-ō в склонении на -о перешло в *-а (*stolō > стола), дифтонг *-ai во склонении на -а, а равно дифтонг * -oi в словах среднего рода склонения на * — о — в ѣ (Геннадий Иванов > женѣ), долгое *-ū — в -ы (*sūnū > сыны), долгое *-ī — в -и (*noktī > ночи).
Двойственное число существительных
Окончание -а употреблялось для слов мужского рода древней основы на -о (ныне I склонение): два брата, стола (для мягкого типа, то есть после мягкой согласной — я: два князя),
Слова среднего рода того же склонения и слова основы на -а, то есть нынешнего II склонения по твёрдому типу оканчивались на ѣ, по мягкому на -и: дъвѣ лѣтѣ, мори, сестрѣ, дѣвици.
В остальных склонениях было окончание -и: огни, ночи, матери, дъчери, камени, сѣмени, букови.
Исключение составляли только несколько слов древней основы на краткий u, двойственное число которых звучало так: сыны, меды, пиры (при множественном: сынове, медове, пирове); впоследствии эта форма вытеснила древнее множественное.
При склонении имен существительных, в дательном и творительном падежах приставлялось окончание -ма, а в родительном и местном — окончание -у (после мягкого согласного -ю), воочию («въ очию»), двоюродный («двою родный»):
Основа на -о (ныне I склонение)
И-В-Зв рода, коня, лѣтѣ, мори
Р.-М. роду, коню, лѣту, морю
Д.-Т. родома, конема, лѣтома, морема
Основа на краткий -u
И-В.-Зв. меды
Р.-М. медову
Д.-Тв. медъма
Основа на -a (ныне II склонение)
И-В.-Зв. сестрѣ, воли, дѣвици
Р.-М. сестру, волю, дѣвицю
Д.-Тв. сестрама, воляма, дѣвицама
Основа на -i (ныне III склонение)
И-В.-Зв. ночи
Р.-М. ночию (-ью)
Д.-Тв. ночьма
Основа на согласный
И-В.-Зв. камени, колеси, сѣмени
Р.-М. камену, колесу, сѣмену
Д.-Тв.каменьма, колесьма, сѣменьма
Основа на долгий -u
И-В.-Зв. букъви
Р.-М. букъву
Д.-Тв.букъвама
Двойственное число местоимений
Личные местоимения звучали так:
1-е л.: вѣ
2-е л.: ва
3-е л.: м.р. — я, ж.р. и ср.р. — и. Впоследствии: ж.р. — она, м.р. и ср.р. — онѣ (аналогично соответствующему указательному местоимению).
Формы женского и среднего рода у всех местоимений в двойственном числе совпадали.
Местоимение 1 лица в винительном падеже имело форму, отличную именительного: на.
И-Зв. (личн.) вѣ, ва, я, и; (указат.) та, тѣ; она, онѣ; си, сии
В. (личн.) на -//-
Р.-М. (личн.) наю; ваю; ѣю, (указат.) тою, оною, сею
Д-Тв. (личн.) нама; вама; има, (указат.) тѣма, онѣма, сѣма,
Двойственное число глаголов
Настоящее время
1-е л. несевѣ, станевѣ, знаевѣ, хваливѣ
2-е и 3-е лл. несета, станета, знаета, хвалита
(В праславянском и старославянском 3-е лицо имело особое окончание, аналогичное 2-му л. мн.ч.: несете, станете, знаете, хвалите)
Аорист
1-е л. несоховѣ, стаховѣ, знаховѣ, хвалиховѣ, быховѣ
2-е и 3-е лл. несоста, стаста, знаста, хвалиста, быста
(3-е лицо аориста в праславянском и старославянском: несосте, стасте, знасте, хвалисте, бысте)
Имперфект
1-е л. несяховѣ, хваляховѣ, бяховѣ
2-е и 3-е лл. несяста, хваляста, бяста.
(В старославянском:
1-е л. несѣаховѣ, стааховѣ, знааховѣ, хвалѣаховѣ, бѣаховѣ
2-е л. несѣашета, стаашета, знаашета, хвалѣашета, бѣашета)
3-е лицо несѣашете, стаашете, знаашете, хвалѣашете, бѣашете)
Повелительное наклонение
1-е л. несѣвѣ, станѣвѣ, знаивѣ, хваливѣ
2-е и 3-е лл. несѣта, станѣта, знаита, хвалита
Пережитки двойственного числа в современном русском языке
В настоящее время в русском языке имеются только некоторые, немногочисленные остатки двойственного числа. Формы двойственного (вместо множественного) числа сохранили названия некоторых парных предметов: рога, глаза, берега, рукава, бока, плечи, колени, уши, очи, и т. п.
К нему же восходят формы квази-родительного падежа (на самом деле именительного-винительного-звательного двойственного) при именах числительных: два брата, по типу которых возникают сочетания, как две жены с родительным падежом, а также три, четыре брата, формы косвенных падежей числительного два: дву-х, дву-м, дву-мя, где дву- есть родительный-предложный двойственного числа, осложнённый окончаниями местоимений по типу те-х, те-м и т. д.: формы творительного у числительных двумя, тремя, четырьмя, где мя = древнему окончанию дательного и творительного двойственного числа -ма, смягчённому под влиянием окончания творительного множественного ми (изначально было двума, но треми). Числительное двенадцать (именительный, винительный, звательный женского рода), двести (вместо две сте, именительный, винительный, звательный среднего рода).
Некоторые наречия вроде воочию (местоимение двойственного числа), между (также) и т. д.
В некоторых пословицах сохраняются также подобные формы: сидит воробей на тыне, надеется на крыле (винительный двойственного числа) и т. д. В северных великорусских говорах окончание дательного и творительного двойственного числа -ма является в роли окончания множественного числа: с ногама, c рукама, с палкама. Подобные же формы встречаются в белорусском и украинском языках. Также, в современные индоевропейские языки пришли из форм двойственного числа числительные русск. «обе», «оба», «обеих, обоих», польск. «oba», англ. «both» и т. д.
Слово между является по происхождению местным падежом двойственного числа старославянского существительного межда (русск. межа).
Примеры употребления двойственного числа
Конь дикихъ своима рукама связалъ есмь
Тура мя 2 метала (…) а 2 лоси, одинъ ногами топталъ, а другый рогома болъ.
Поучение Владимира Мономаха
Два солнца помѣркоста, оба багряная стлъпа погасоста, и въ море погрузиста, и с ними молодая мѣсяца, Олегъ и Святославъ, тьмою ся поволокоста.
Ты, буи Рюриче, и Давыде! Не ваю ли вои злачеными шеломы по крови плаваша?
Слово о полку Игореве
Два брата беста по духу. (…) Имяста же любовь велику и нелицемѣрну между собою.
Многажда братия моливше ею <"братьев по духу">, еже смиритися има межи собою
Бывша два мужа некаа от великыхъ града того, друга себѣ.
Киево-Печерский патерик
И бѣста оба нага, Адамъ же и жена его, и не стыдястася
Книга Бытия, гл. 2, ст. 25.
Пришедшу же Ему в дом, приступиста к Нему слепца, и глагола има Иисус: веруета ли, яко могу сие сотворити? глаголаста Ему: ей. Господи. Тогда прикоснуся очию их глаголя: по вере ваю буди вама. И отверзостася очи има. И запрети има Иисус, глаголя: блюдита, да никтоже увесть. Она же изшедша прослависта Его по всей земли той.
Евангелие от Матфея, глава 9, ст. 28-32
Философское содержание категории двойственного числа
Вильгельм фон Гумбольдт считал ошибочным представление о двойственном числе как об ограничивающемся просто понятием числа «два». Согласно его представлению, двойственное число совмещает в себе природу множественного и единственного чисел: это одновременно и коллективно-единственное от числа «два», тогда как множественное число может сводить множество к единству лишь в определённых случаях. Таким образом, двойственное число выражает коллективно-единственную функцию, идею «единства во множестве».
По мнению Гумбольдта, высказанному им в одной из своих последних работ, незавершённой «Über den Dualis», двойственное число неправильно считать роскошью или устаревшим наростом на теле языка. С философской точки зрения, двойственное число хорошо вписывается в общую соразмерность речеобразования, умножая возможные взаимосвязи слов, увеличивая масштабы воздействия языка и способствуя философским основам остроты и краткости взаимопонимания. В этом оно имеет то преимущество, которым обладает любая грамматическая форма, отличающаяся от соответствующего описательного выражения краткостью и живостью воздействия
С детства мне вспоминается эпизод, когда футбольный комментатор назвал десницей левую руку Марадоны, которой тот забил гол в финале чемпионата мира 1986 года. Как же так, негодовал я, едва приступив в гимназии к азам церковнославянского, – ведь «десница» – это правая рука. А для левой руки есть наименование «шуя». Спустя годы и курсы филологии на меже с философией я узнал, что во многих африканских языках есть десятки глаголов для обозначения конкретного вида бега, но ни одного – для бега вообще, как такового. Эти и многие другие удивительные факты продолжают подогревать интерес к языку. Но, пожалуй, самый занимательный феномен, который присутствовал в старославянском, но исчез в русском языке, – двойственное число. Что это такое и в чём его актуальность, если сегодня многие всерьёз поговаривают о его возвращении в великий и могучий?
В неосложнённом детском сознании «очки» — это много очков
Что такое двойственное число?
Вот вам простой пример. Когда собеседник говорит, что купил двое перчаток, – что вам представляется? Просто две перчатки или две пары? Недоразумения не случилось бы, если бы в нашем языке сохранилось, помимо единственного и множественного, ещё и двойственное число. В падежах оно выделяет себя окончанием. Проще говоря – существительные в двойственном числе склоняются по-особому, равно как и прилагательные.
Представим себе существительное «родитель». Допустим, родитель потерял паспорт. Чей это паспорт? Это паспорт родителя . Во множественном числе – паспорта родителей . Но что такое множественное число? Сколько этих родителей? Только ли двое моих или дюжина в родительском собрании? Русский язык построен так, что без контекста ответ остаётся неясен, и мы должны дополнять имеющиеся сведения новыми. Представим, что в двойственном числе – когда речь идёт только о моих маме и папе – употребляется окончание, отличное от привычного. Скажем, паспорта родительски .
Согласен, не самый удачный пример. Да и с непривычки его звучание отталкивает. Однако теперь мы сможем без дополнения сразу передавать точный смысл: я купил двое перчатков , принёс двое очковей и наточил двое ножницей . Звучит тяжеловесно? Но зачем тогда древние, а также некоторые современные языки имеют двойственное число?
Отголоски двойственного числа мы можем наблюдать, но не всегда замечаем в родном языке. Например: один брат , много братьев , но – два брата . Это указание, что либо братьев всего двое, либо в данном конкретном случае речь идёт именно об этих двух братьях. У нас в крови использовать двойственное число, когда мы говорим о двойственных частях тела – руках, ногах, глазах и т. д. Наверняка нас удивит фраза: «Как же у меня болят коленья » (по аналогии с поленьями). Ведь у человека этих суставов два, поэтому органично звучит «мои колени ».
Одним словом, все уже успели понять, что двойственное число было в нашем праязыке – старославянском. Вообще, двойственное число было распространено среди многих языков индоевропейской семьи. Существует оно также и в семитских языках, в частности, в арабском и иврите. А если говорить о более близких к нам как в хронологическом, так и в культурном плане языках, в которых сегодня встречается двойственное число, то следует назвать в первую очередь словенский.
И зачем нам сегодня двойственное число?
Действительно, многие могут спросить: зачем нам сегодня двойственное число? Было оно в старославянском, сохранилось в современном словенском, ну и что? Как-то мы справляемся в повседневной жизни без него. Зачем же плодить сущности, о вреде чего предупреждал ещё Оккам?
Постараюсь сформулировать тезисно плюсы возвращения в русский язык двойственного числа. Итак.
Плюс первый: словотворчество. Сколько бы ни говорили о ненужности двойственного числа, тем не менее необходимо признать его чрезвычайно продуктивную роль в словообразовании. Собственно, слово «оба», которое мы сегодня используем в качестве аналога «два», «двое», представляет собой форму двойственного числа. Сравните в первой же библейской книге в старославянском переводе: «И беста оба нага, Адам же и жена его, и не стыдястася» (Быт. II, 25).
Многие ставшие сегодня привычными слова на самом деле были образованы не без участия двойственного числа. Например, «обруч» дословно переводится как «то, что можно обхватить двумя руками»: «обе ручи». А «серьги» произошли от «усе» + «рязи», где усе – это уши, а рязи – наряды (сравните: рядиться). Соответственно, серьги – это наряды для ушей.
Плюс второй: юмор. Обращаясь всё к тем же ушам, можно вспомнить кинематографическое «ухи оторву». Юмористический эффект здесь вызван, очевидно, заведомо неправильным употреблением числа. В современном русском языке «уши» стали правилом, которое представляет собой, по сути, исключение из правила, но старательно маскирует это. Ведь «уши» – это исходная форма двойственного числа, которая сегодня однозначно трактуется как множественное. В то время как буква «х» употребляется только в единственном числе – «ухо». Этим и объясняется непроизвольный смех, когда мы слышим «ухи». Схожий эффект произведут и «боки» вместо «бока»: «как у меня болят боки»; «роги» вместо «рога» и т. д.
Согласен, в данном случае речь идёт не о возвращении двойственного числа, поскольку тогда бы смешные сейчас формы стали бы несмешной нормой, – а о гибком и вдумчивом отношении к языку как таковому. Ведь такое уважение к языку всегда принесёт юмористические дивиденды, есть в нём двойственное число или нет.
Плюс третий: философия.
Филолог номер один всех времён и народов Вильгельм фон Гумбольдт считал двойственное число не просто частным случаем множественного. В грубом переводе на русский-поговорочный, «муж и жена одна сатана» – примерно такой смысл вкладывал Гумбольдт в свою позицию (“Über den Dualis”, 1827). Мыслитель считал, что двойственное число выражает единство, сложенное из двух неразъединимых половин. Примерно как взрыв, который есть результат искры и кислорода: без искры кислород не воспламенится, а без кислорода искра ничего не зажжёт.
В немецком языке двойственное число обозначалось существительным “Dualis”, которое современному человеку невольно навевает идею дуальности – борьбы и единства противоположностей, инь и ян. Не исключаю, что идею возвращения в русский язык двойственного числа могут поддержать представители прогрессивной прослойки общества, интеллектуалы, джазмены – не знаю, много кто. Как показывает опыт, мода не щадит никого и ничего. Появится мода на цвет детской неожиданности – вот уже «Мерседес» выпускает партию таких дамских внедорожников. Может быть, как раз эти дамы и начнут использовать в речи двойственное число.
Вот тогда-то филологам и нужно будет поднапрячься и составить правила его употребления. Пока же могу предполагать, что, возможно, ваш покорный слуга напишет небольшой рассказ с вкраплениями множественного числа. Но всё это туманное будущее. А пока – назовём ещё одно преимущество двойственного числа.
Плюс четвёртый: флирт. Утилитарная функция языка заключается в выражении мыслей. Но с его помощью можно делать много ещё всяких фокусов. Конечно, при условии надёжной связки интеллект-язык. Так вот то, что, будучи высказанным в обществе, можно было бы счесть интеллектуальными понтами, – наедине с дамой может выступить существенной подпоркой при осадке её замка. Точнее, двух замков… Подождите, как правильно?
Действительно, почему мы говорим «грудь», если их две? Разумеется, из соображений этикета. Однако такое положение в языке наблюдалось не всегда. Вообще, двойственное число из старославянского стало исчезать в период формирования национальных языков – русского, украинского и белорусского, то есть в XIV – XV веках. Но ещё в XIX его следы продолжали сохраняться. Да что далеко ходить – Пушкин в «Евгении Онегине» описывает утренний девичий туалет: «Умыть лицо, плеча и груди». Слова «плеча» и «груди» употреблены здесь не во множественном, а в двойственном числе.
Сегодня указанные части тела трансформировались во множественные «плечи» и в единственную «грудь». Зато если, желая блеснуть познаниями, упомянуть пушкинскую строку, – не грудь, но груди объекта соблазнения могут вздохнуть и подпустить вас ещё на один шаг. Так что двойственное число в общем контексте интеллекта – верный способ повысить свои шансы. Желательно, конечно, при этом быть красавцем с девятизначными накоплениями. Но, согласитесь, даже Роберту Дауни-младшему цитирование Пушкина при его миллионах уж точно никак не помешает!
P.S. Закончив основную часть статьи, я вдруг с удивлением обнаружил, как много на ум приходит слов, начинающихся на «дв»: Двина, движение, двор, дверь. Как знать, может быть, интуиция сродни прозрению и под моими сиюминутными наблюдениями есть серьёзные научные основания – или же им ещё только предстоит стать научными. В любом случае изучение, осмысление и восхищение языком – будь то двойственное число или иное феноменальное явление – заставляет нас открывать всё новые грани человеческой природы, мышления и поведения. Призываю к этому всех нас: будем людьми – а, значит, будем думать, высказываться и бесконечно очаровываться великим даром – языком!
Вопрос 24. Разрушение категории двойственного числа, его следы в современном русском языке.
Утрата двойственного числа и развитие противопоставленности лишь единственного и множественного чисел – это результат развития человеческого мышления от представления о конкретной множественности к абстрактной. Если при наличии, скажем, единственного. Множественного и двойственного чисел говорящий противопоставляет один предмет двум предметам, а два предмета множеству их, то в таком противопоставлении, конечно, в определенной мере сохраняются еще представления о конкретной множественности (то есть «один» – это не то, что «два», и тем паче не то, что «много»). Если же в языке есть только единственное и множественное число, то, следовательно, говорящий противопоставляет один предмет любой иной совокупности предметов, будь их два, сто, тысяча и т.д. (то есть в этом случае «один» – это не то, что «много», не то, что «не один»). Это и есть абстрактная, а не конкретная, множественность.
Утрата двойственного числа в древнерусском языке отражается в памятниках с 13 века , причем это находит свое выражение в замене форм двойственного числа формами множественного числа. Как можно предполагать, быстрее утрачивались формы косвенных падежей, тогда как форма именительного падежа еще сохранялась. Это находит объяснение и в том, что в косвенных падежах не было различия тех форм, какие различались во множественном числе (то есть совпадали формы родительного и местного, а также дательного и творительного падежей двойственного числа). Стремление различить эти формы приводило к необходимости использовать формы множественного числа.
Окончательная утрата двойственного числа – явление сравнительно позднее: предполагают, что это относится к эпохе после образования трех восточнославянских языков, то есть к эпохе 14 – 15 веков.
Остатки двойственного числа в современном русском языке:
Названия парных частей тела – колени, очи, уши, плечи (исконная форма – колена, плеча, ушеса, очеса), а также парных предметов – берега, рукава, жернова (исконная форма – берези, жерновы, рукавы);
Сочетания типа «два часа», сохранившие исконное для двойственного числа ударение на флексии; ударение на основе характерно исконно для форм родительного падежа единственного числа. Ср.: «с первого часа», «до последнего часа», но «два часа».
Числительное «Двести»: исконно – ДЪВѢ СЪТѢ;
Наречие «воочию»: исконно – местный падеж двойственного числа «ВО ОЧИЮ».
Вопрос 25 (серьезно). Разрушение парадигм непродуктивных типов склонения (на согласный, на ŭ, на ū).
Утрата склонения с древней основой на *ŭ.
Склонение с основой на *ŭ рано вступило во взаимодействие с твердой разновидностью склонения с основой на *ŏ. Первоначально процесс сближения этих двух склонений носил характер именно взаимодействия, взаимовлияния. Однако процессы взаимовлияния не могли окончиться ничем иным, как установлением единого типа склонения, то есть утратой одного из двух взаимодействующих склонений. Этим единым типом склонения явился тип, восходящий к бывшим основам на *ŏ, как более продуктивный и устойчивый. Таким образом, особый тип склонения с бывшей основой на *ŭ исчез, перестал существовать в русском языке.
Судьба склонения с древней основой на *ū.
Его история была связана прежде всего с утратой старой формы именительного падежа, вытесненной исконным винительным падежом, имевшим окончание – ЪВЬ. Ряд слов этой группы, получив в именительном падеже форму на – ЪВЬ, такие, как КРЪВЬ, ЛЮБЪВЬ, МЪРКЪВЬ, СВЕКРЪВЬ, ЦЬРКЪВЬ, совпали со словами типа КОСТЬ и начали изменяться по склонению с древней основой на *ĭ. Однако другие слова данного типа, кроме того, что они утратили старую форму именительного падежа, попали еще под влияние склонения существительных женского рода с древней основой на *ā (типа СЕСТРА, ЗЕМЛѦ) и поэтому получили в именительном падеже окончание [ЪВА]: БУКЪВА, ТЫКЪВА. В силу всех этих процессов данные слова совпали с существительными типа СЕСТРА и перешли в склонение с древней основой на *ā. Таким образом, склонение с основой на *ū полностью было утрачено в древнерусском языке, и следов его по существу не сохранилось.
Разрушение склонения существительных с древней основой на согласный.
История существительных мужского рода с древней основой на * n началась с того, что старая форма именительного падежа единственного числа КАМЫ, РЕМЫ была вытеснена формой винительного падежа единственного числа КАМЕНЬ, РЕМЕНЬ. После установления формы на –ЕНЬ в именительном падеже эти слова, как и слово ДЬНЬ, совпали по своему фонетическому облику и морфологической структуре со словами мужского рода с бывшей основой на *ĭ (типа ОГНЬ, ПЬРСТЕНЬ) и стали склоняться по этому типу; а когда слова мужского рода с основой на *ĭ перешли в основы на *jŏ, вместе с ними туда перешли и слова КАМЕНЬ, РЕМЕНЬ, ДЬНЬ.
Точно также не могли сохраниться в данном типе и слова среднего рода с древней основой на * s , именительный падеж единственного числа которых совпадал с формой именительного падежа единственного числа слов среднего рода с основой на *ŏ, типа СЕЛО, ВЕСЛО. В связи с этим сближение и переход существительных «СЛОВО», «НЕБО», «ТѢЛО», «ЧУДО» и т.п. в основы на *ŏ начались очень рано, во всяком случае раньше, чем разрушение склонений на другие согласные. Вообще, как видно, формы косвенных падежей от слов данного типа с суффиксом [-ес-] не были свойственны живому русскому языку, а являлись принадлежностью лишь письменной книжной речи, в развитии которой большую роль играл старославянский язык. Не случаен ведь тот факт, что производные от слов с древней основой на *s, характерные для живого языка, образованы от форм этих слов без суффикса -ес- (ср., например, «пословица», «дословный» от «слово», «тельце», «нательный» от «тело», «чудак», «чудной» от «чудо») и, наоборот, производные от форм с суффиксом -ес- носят явно книжный характер (например «словесный», «словесность», «телесный», «чудесный», «небесный» и т. д.) В несколько особом положении здесь находятся производные от «коло» - колесо, где, с одной стороны, есть «околесица», а с другой - «околица», «окольный». Однако судьба слова «коло» оказалась вообще отличной от судьбы остальных слов этой группы. Это связано с тем, что если все слова с древней основой на *s утеряли в единственном числе суффикс -ес- в косвенных падежах по образцу имен. пад., то в слове «коло», наоборот, этот суффикс возник и в имен. пад. по образцу косвенных. Как видно, это обстоятельство и создало возможность для возникновения производных от «коло» с суффиксом -ес- и в живом русском языке. Однако и в том и в другом случае слова среднего рода с древней основой на *s попали под влияние основ на *ŏ твердой разновидности (типа «село», «весло») и получили падежные формы по образцу этого последнего склонения. Что касается множественного числа, то и здесь судьба слов этого типа оказалась не совсем одинаковой, ибо некоторые из них сохранили суффикс -ес-, например «небеса», «чудеса» (не говоря, конечно, о слове «колёса»), а другие утеряли его так же, как и в единственном числе, например «слова», «тела» . В целом и эта группа слов ушла из особого склонения с основой на согласный в продуктивный тип на *ŏ.
Своеобразной оказалась история и слов среднего рода с основой на *t , куда входили названия молодых животных. Своеобразие их истории заключалось в том, что все они получили в имен. пад. ед. ч. суффикс -енок: теленок, козленок, осленок, ягненок, жеребенок, ребенок и т. д. вместо др.-русск. телѧ, козьлѧ, осьлѧ, жеребѧ и т. д. Этот факт обусловил и последующее развитие данной группы слов: приобретя суффикс -онок в именительном падеже единственного числа, они стали словами мужского рода и перешли в склонение с основой на *ŏ. Однако так произошло лишь в единственном числе; во множественном же эти слова, сохранив прежний суффикс -ат- (ср. телята, козлята, ягнята и т. д.), сохранили в целом и старое свое склонение.
Наконец, слова среднего рода на * n , типа имѧ, веремѧ, сѣмѧ и т. д., и слова женского рода на * r , т. е. мати, дъчи, в единственном числе также утратили прежние падежные формы по склонению с основой на согласный. Однако эти слова сохранили своеобразие в том, что в косвенных падежах в современном русском языке они имеют так называемое „наращение", представляющее собой по происхождению остаток прежнего словообразовательного суффикса *-men или *-ter. Так, если в др.-русск. форме имен. пад. СѢМѦ) суффикс не сохранялся в силу действия закона открытого слога, то в род. пад. «сѣмене» он выступал в виде -ен-. Точно так же обстояло дело и в соотношении имен. пад. «мати», «дъчи» и косвенных, скажем, род. пад. «матере», «дъчере». Такие соотношения сохранились и в современных: имя, семя - имени, семени, мать, дочь (отсутствие конечного [и] - результат полной редукции гласного) - матери, дочери и т. п. Однако только этим и ограничивается своеобразие склонения этих двух групп слов, так как по окончаниям падежных форм они полностью примыкают к склонению с древней основой на *ĭ.
Двойственное число
– грамматическая категория числа, применяемая для обозначения двух лиц или парных предметов. Двойственное была известна еще в индоевропейской праязыке, с которой было унаследовано общеславянской, а от нее – все славянские языки, включая украинский.
Двойственное число в украинском языке
Теперь в украинском языке двойственное сохраняется лишь в отдельных диалектах, эту грамматическую форму можно найти в текстах украинских писателей-классиков. С литературной нормы двоини было изъято в 1933 г. во время правописанию реформы, которая была направлена на уничтожение некоторых черт украинского языка, которые отличали ее от российской. Среди современных авторов двоини употребляли А. Довженко, П. Тычина, М. Драй-Хмара, В. Пидмогильный, И. Сенченко, Т. Осьмачка, О. Забужко.
Кроме украинского, среди славянских, только словенский, нижний и верхний языки сохранили эту грамматическую категорию. В польском языке двойственное вышла из употребления в XV веке, оставшись лишь в нескольких постоянных выражениях (польск. Madrej glowie dosc dw ie
slow ie
– «мудрой голове и двух слов достаточно», вместо нормативного пол. Madrej glowie dosc dw a
slow a)
Грамматически двойственное имеет такие словоформы:
существительные женского и среднего рода в именительном и винительном падежах получают окончание-и:
две стене, обе корове, три пути, четыре книжке.
некоторые существительные на определение парных понятий имеют форму двойственного числа и в творительном падежные: бровима
(и бровями), грудима
(и грудью), дверями, глазами, плечами, ушами
(и ушами);
это касается и ряда числительных: двумя, тремя, четырьмя, стома
и др.
в местном падеже формы двойственного числа могут образовываться от слов глаз (на очу)
и ухо (на вушу):
"Мигает ув очу, как лучи" (Анна Барвинок), "закрылась дверь за мной, и стало мне темно в очу и на душе" (А. Довженко), "… с занемел в пучках и слезами в очу" (О. Забужко), "И трещит в вушу уже у меня от их крика" (П. Кулиш).
существительные мужского рода до сих пор потеряли окончания двойственного числа-а (-я):
два сына, три парня,
за исключением нескольких слов: уши, рукава, повода.
дальнейшем остается акцентуацийни различения двоини и множественного числа: два брата – все братья.
акцентуальне различение полностью оказывается относительно фамилий: на том углу живут сами Соломахи (Охрименко) и ушли два (три, четыре, оба) принимать (супруги) Соломахи (Охрименко.
Нормативный характер двоини в литературном языке было закреплено украинским правописанием 1929 года:
существительные женского рода твердые с числительными два, оба, три, четыре могут иметь окончание-и
(как мягкие), причем г, к, х пред-и
меняется на з, ц, с
обязательно с таким ударением, как в родительном падеже единственного числа этого слова: две книге, три иве, доме, руке, три цветке, песни, четыре норе
и т.п.
вместо таких форм твердых существительных женского рода обычно употребляются формы с-и,
особенно после г, к, х:
два цветка, три руки, книги, четыре бочки.
существительные среднего рода твердые на-о
при числительных два, оба, три, четыре
иногда имеют окончание-и
с таким ударением, как в родительном падеже единственного числа: две ведре, две слове, три яблоке, четыре окне
и т.д., но обычно два ведра, два ведра
".
И устно, и письменно двойственное и множественное употреблялись преимущественно параллельно. Это фиксировали и грамматические труды, в частности целый ряд галицких грамматик XIX века, включая нормативной Смаль-Стоцкого (1893), а также написанных надднепрянцами – П. Залозная (1906), Е. Тимченко (1907), А. Крымским (1907). Большое внимание формам двоини уделено в курсе украинского языка И. Огиенко (1918) и последующих его трудах. Двоини как неотъемлемый составляющая литературного языка характеризует в своей обстоятельной грамматике В. Симович (1921). "В отмене имен, – подчеркивает он, – отличает три числа: 1. Единственность … 2. Двойню … 3. Множество". То же видим в грамматике М. Левицкого (1923). Не соглашаясь с заменой двоини на множество, этот же автор в языковом советчиков "Паки и паки" (1920) категорически утверждает, что те из вещателей, которые говорят две ноги, две руки вместо два ноге, две руке просто "калечат наши слова на московский пошиб ". На употреблении всегда двоини отмечал позже С. Смеречинский. Форму двоини рекомендовали известные в свое время работы по языковой культуры "Внимания к современного украинского литературного языка" А. Курило (1924), "Украинская стилистический словарь" и "Чистота и правильность украинского языка" И. Огиенко (1924, 1925). Фигурировала двойственное и в грамматиках второй половины 20 – начала 30-х годов, в частности в чаще издаваемом тогда "практически-теоретическом курсе" П. Горецкого и И. Шали (1926 – 1929 гг, 7 изд.)
Распространенные слова, которые относительно часто употреблялись в двоини, представлены ниже. В современном литературном варианте употребляется множество, но ударение сохранено от формы двойственного числа.
Правописания реформой 1933 года, осуществленной в атмосфере «борьбы с национализмом на языковом фронте» и развертывания репрессий, двойственное
рядом с буквой г и целым рядом других удельных черт украинского языка была запрещена. Андрей Хвыля так объясняет мотивы правописных новаций: "По старому украинским правописанием в украинском языке вносился ряд архаичных форм и провинциализме, которые отрывали Украинский литературный язык от живого украинского языка и убивали клин между украинским и русским языками, нужно было говорить и писать« две книге », «три иве», «три цветке» и т.д. Комиссия признала необходимым ликвидировать такую форму в украинском литературном языке, и сейчас уже не будем писать и говорить «две слове», а будем писать «два слова», не будем писать и говорить «две ведре», а «два ведра».
Влияние двоини на ударение в украинских фамилиях
Согласно замечания, помещенными в "Справочнике Украинский фамилий" Юлиана Редька, форма множественного числа, обозначающего название рода, имеет ударение на последнем слоге (в отличие от формы двойственного числа, обозначающего нескольких представителей рода). Например, Галаганы (род), Петр и Игнат Галаганы (несколько человек)
Двойственное число в славянских языках
Двойственное существовала еще во древнерусской эпохи. Живая она в лужичан, в словенцев. В других славянских языках двойственное
почти исчезла. Но во всех славянских языках парадигма числительного «два» сохранила характеристики двоини, что можно видеть из таблицы:
«В старо-украинский памятниках читаем что:
Всеволод и Мстислав стоя ста
позна ста
брата своего
(Лаврент. летопись) ", – пишут профессор Г. Грунский и П. Ковалев в« Истории форм украинского языка », стр. 283 (изд.« Сов. Школа », Харьков, 1931) (Здесь ста
– есть особым окончанием двоини в глаголах.)
